К сожалению, просто, напрямую передать слово этому оригинальному автору нет никакой возможности – не рассчитывая стяжать какие-либо литературные лавры, Владимир вел свою хронику исключительно для самого себя, нимало не заботясь о будущих читателях, оставляя значительные пробелы и понятные ему одному пометки, перескакивая с одного на другое, не страшась сиюминутных и мало идущих к делу отступлений, а кроме того, пренебрегая необходимыми порой объяснениями, – невольно вспоминаются легендарные приключения Бена Ганна. Поэтому, призывая в свидетели Уолтера Брэдли-Синельникова и безусловно доверяя его правдивости и точности изображений, я все же вынужден прибегнуть к пересказу и лишь постараться с максимальной полнотой передать смысл подлинника.
Судя по схематично перерисованному аэрофотоснимку, Синельников высадился где-то в районе Карамага, то есть в центре Восточного Рифта, в самом сердце пустыни, в стороне от любых троп и поселений. Высадка прошла неудачно и мало чем отличалась от аварии – у древнего и до предела разболтанного шаттла какого-то торговца оружием, который Синельников арендовал вместе с хозяином, при посадке отказали чуть ли не все системы одновременно, и эта летающая кофемолка грохнулась оземь без всякой нежности и совсем не там, где надо. Пилот погиб, а Синельникова зажало в проходе так, что он в течение двух часов с муками выбирался наружу через переклиненный шлюз. Но вот выбрался и даже сумел вытащить рюкзак с вещами и продуктами.
Стояла черная звездная ночь, пустыню сковал мороз, изо рта валил пар, на схваченном инеем песке лежали густые синие тени. Большая полная луна с дымчатым профилем мыши-муад’диба уже поднялась в зенит, малая едва показалась над темным зубчатым горизонтом. Синельников осмотрелся и глубоко вздохнул, потом принялся распаковывать мешок и, ежась от холода, долго забирался в приготовленный стилсьют. Застегнувшись и зашнуровавшись, он затолкал в прихваченную ремешком кобуру на бедре свой любимый «вальтер-99», забросил рюкзак на спину и зашагал на запад, к далеким горам.
В скалах, тонкую колючую полоску которых он сейчас видел перед собой, еще в бытность дипломатом у него была база, где оставалось немало снаряжения и разных вещей, полезных для жизни в пустыне. Если бы не эта глупая авария, он мог бы быть там уже к полудню и всерьез задуматься над выбором места для задуманного отшельничества. Теперь же планы менялись. Впрочем, рассуждал Синельников, времени впереди сколько угодно.
Он даже не подозревал, какие большие перемены планов его ждут. Двое моджахедов, дозорные маленького походного двора Алии, пробиравшейся на юг, грелись у инфракрасного уловителя, малозаметного с воздуха, в часе ходьбы от точки, а вернее сказать, кляксы синельниковского приземления, и так уж было угодно судьбе, чтобы Владимир вышел прямо на них. Завидев направленные на него пламегасители тупорылых «акаэсов», он обрадовался, сочтя этот привет с родины добрым предзнаменованием; произнеся непонятное приветствие «Бон суар, граждане духи», он без сопротивления дал себя обыскать и тоже присел у комелька погреть руки. Фрименские рейнджеры, посмеиваясь над налитым водой пришельцем из другого мира, неспешно беседовали на варварском арабском, решая, как поступить с пленником: забрать только вещи и прикончить на месте или все же доставить к Алие – вдруг что-то знает. Звали их Азиз и Аристарх. Они очень удивились, когда незнакомец неожиданно обратился к ним на их родном языке без малейшего акцента:
– Спасибо, ребята, за гостеприимство, но мне пора, – сказал отогревшийся Синельников, и дальше начались чудеса, потому что Азиз вдруг оказался лежащим на песке лицом вниз с довольно болезненно заломленной рукой и чужой ногой на спине, а ствол его автомата уперся прямо в физиономию Аристарха.
– Ты, дядя, ножичек-то брось, – дружелюбно предложил Синельников. – И жив останешься. А то не скоро племя получит твою воду… И ты, земляк, полежи спокойно, а то я огорчусь и тебя огорчу… невыносимо.
Синельников отложил «акаэс» и вновь занялся укладкой своих вещей. Фримены не шевелились – они были настоящими детьми пустыни, и в четверть секунды осознали ту истину, что вооруженный или безоружный, стоя к ним спиной или как угодно, этот человек в любом случае держит в руках их жизни. Закончив собираться, Синельников заглянул в походный скарб хозяев и тут же присвистнул:
– Ничего себе, «ройалы»! Господи, прелесть какая… Эй, борода, к ним патроны продаются?
– Продаются, – едва заметно кивнул Азиз и растопырил пальцы в знак того, что не замышляет ничего худого.
– Здорово… Не могу удержаться, вот уже и седой стал, а все ума не прибавилось… Не обижайтесь, ребята, винтовки вам, конечно, оставлю, а эти штуки заберу. Считайте, что купил, вот двести солариев, должно хватить…
Здесь, однако, плавное течение беседы прервалось. Раздался звук, который невозможно спутать ни с чем другим – гул дрожащей земли и нарастающий шорох осыпающегося песка. В серебряном лунном свете на людей надвигался холм, катился четырехметровый песчаный вал, словно одна из дюн, обезумев, вдруг понеслась по пустыне со скоростью девяносто миль в час. Это приближался Шай-Хулуд, владыка Арракиса; страшной концентрации дух спайса в смеси с кислородным выхлопом ударил в ноздри. Фримены прянули в сторону и, не решаясь подняться, поползли прочь на четвереньках, волоча за собой ездовые крюки и предпочитая смерть от пули кошмарной гибели в пасти червя. Синельников обернулся.
– Боже, да что же за вонища… Спокойно, парни, это за мной… моя лягушонка в коробчонке едет… Пушки ваши я тут положу, а печурку свою приберите, неровен час, запорошу…